– Ничем непристойным я не занималась, – жестко сказала Катерина. – Я ведь тебе уже говорила об этом. Все в рамках приличий. Мне с детства нравилось танцевать, но школу искусств я посещать не могла. Я самоучка. Хотела поступать, но…

– Но не поступила. Ты уже говорила, – перебив, напомнила я.

Катерина, закончив, убрала вату и перекись обратно в аптечку и отошла к шкафчикам.

– Тяжело работать в том месте, к которому у тебя душа не лежит, – обиженным голосом сказала брюнетка. – А еще тяжелее, когда рушатся твои мечты.

Катерина замолчала. Я тоже ничего не говорила. Вскоре мне надоела эта затянувшаяся неловкая пауза, поэтому я все-таки признала:

– Суп вкусный.

Катерина обернулась и просияла. Какая отходчивая!

Брюнетка так искренне обрадовалась моей похвале, что я не удержалась и улыбнулась в ответ.

Катерина все-таки взяла со стола мою пустую тарелку и понесла ее к раковине.

– Ты бы могла работать по профессии и стать классным поваром, – сказала я.

– Я ненавидела техникум, – возразила Катерина. – Пошла туда учиться, потому что к дому ближе всего. Как ты в свою элитную гимназию.

Мне показалось, что произнесла она это с издевкой.

– Вы с папой куда-то сегодня идете?

Я спросила это буднично, меня давно не задевало, что отец не уделяет мне время. Привыкла. Перевела разговор лишь потому, что надоело слушать о разбитых мечтах Катерины. Но брюнетка повернулась ко мне с таким жалостливым видом, что мне стало не по себе. Видимо, она решила, что я так сильно ревную папу, что никуда его не отпущу… Будто он спрашивает моего разрешения.

– Да, мы идем ужинать. Вера, твой отец тебя очень любит. И из-за того, что у него теперь есть я, он не станет относиться к тебе как-то по-другому. Просто мужчины обычно более сдержанны в проявлении эмоций, и если тебе кажется, что он холоден…

– К тебе он тоже холоден?

– При чем тут я? Я – совсем другое! – возразила Катерина. – Поверь, тебе очень повезло жить так, как ты живешь сейчас. Сыта, одета, обута… Вот мои родители живы, но для меня уже давным-давно мертвы. Это так страшно. Вряд ли ты меня поймешь…

Она отвернулась и принялась греметь грязной посудой. По-хорошему, мне нужно было уйти в свою комнату, но я почему-то осталась сидеть на месте и наблюдала за каждым движением Катерины. Я испытала странное состояние дежавю. Конечно, Катерина была совершенно другой, но сейчас она совершила такой привычный маршрут от раковины к шкафчику, так же протерла тарелку полотенцем и так же, как и мама, нервным движением убрала выбившуюся прядь за ухо… Господи, ну почему она свалилась на наши головы?

– Мои родители тоже живы, но их будто нет, – сказала я, поднимаясь из-за стола. – И все эти «сыта, одета, обута» не делают меня намного счастливее. Ты права, вряд ли мы друг друга поймем.

Жалостливый вид брюнетки стал еще больше раздражать.

– Вера, все будет хорошо! – выкрикнула мне вслед Катерина, когда я вышла из кухни. – Счастье все равно придет!

Глава десятая

В комнате вдруг стало невыносимо душно. Я перевернулась на спину и принялась, как рыба на берегу, жадно хватать воздух раскрытым ртом. Сердце отчаянно толкалось в груди. Такое уже случалось пару раз после побега матери. Чувствуя, как подкатывает тошнота, я зажмурилась. Нужно успокоиться и подумать о чем-то хорошем. Только о чем?

Я слышала, как Катерина включила какой-то ситком, и закадровый глупый смех просто выводил из себя. Нет, я не могла перестать думать о маме. Уже давно я не возвращалась мыслями к ней, но Катерина на кухне невольно напомнила о прошлой жизни. Почему-то Софья Николаевна никогда не вызывала подобных ассоциаций, быть может, потому, что тетка и любимая женщина моего отца – это не одно и то же?

Мама и Катерина совсем разные и внешне, и по поведению. Мама, несмотря на всю женственность и грацию, по мироощущению напоминает восторженного подростка. Шумная, несерьезная, охочая до всего нового. Она точно так же металась по кухне от шкафчиков до раковины с полотенцем через плечо и возбужденно сообщала: «А завтра пойдем ужинать в ресторан!» Или: «Почему бы нам в следующие выходные не махнуть за город с палатками?» Папа только улыбался и на все соглашался. Я долгое время думала, что у них все хорошо. Видимо, они мастерски скрывали от меня свой разлад.

Она уехала так быстро. И если честно, все те события похожи на какой-то страшный глупый сон. Будто такого не могло произойти с нами наяву, нет. Казалось, что вот-вот я проснусь, и все будет по-старому. Пусть не всегда гладко, но все же мне нравилось, как текла моя прежняя жизнь. И хотя я чаще видела родителей Ирки и Дани, чем своих, меня грело, что мама и папа вместе. В выходные мы можем собраться втроем за завтраком или махнуть с палатками за город.

А мама… Она не звонит уже больше месяца. Только изредка кидает сообщения с вопросом «Как ты?», а я, обидевшись, отвечаю сухо и немногословно. Мама будто не замечает моей обиды, и это еще больше ранит. Неужели она так отдалилась от меня, что не может разглядеть моих сигналов? Я помню ее красивые руки и длинные пальцы с кольцами. Только не с такими, как у Циглер, которыми до крови исцарапать можно. Мамины кольца тоненькие, золотые… Она здорово играет на фортепьяно, хотя все детство делала это из-под палки. Мой дедушка, известный музыкант, пророчил ей блестящее будущее.

Когда мама забеременела в семнадцать, строгие родители были категорически против ребенка и избранника дочери – студента, приехавшего покорять столицу. Тогда мой папа уговорил маму сбежать в город к тетке, которая его воспитывала. Мама тогда наверняка приняла это предложение с восторгом, ведь впереди маячила ненавистная консерватория и расписанная родителями не ее жизнь. Мама и папа сняли в нашем городе комнату, отец перевелся на заочное и ездил в столицу только на сессии… Когда прошла их любовь? Когда мама, оборвавшая всякую связь с родителями-тиранами, однажды узнала, что они погибли в автокатастрофе? Или когда осознала, что консерватория, возможный успех, жизнь в столице – не так уж плохо по сравнению с пеленками, яслями, моими бесконечными простудами… Конечно, тетя Соня нам помогала, но у нее, помимо отца, есть и свои дети… Кажется, мама винила во всем случившемся отца. И почему так бывает: кто-то, преодолевая вместе все трудности, любит всю жизнь, до финишной прямой; а у кого-то чувства вдребезги почти на самом старте. А может, и не было между ними большой любви? Я – то, что удерживало их эти несколько лет вместе. Удерживало и давило, тянуло вниз… Обуза.

Сейчас мне казалось, что стены, качнувшись, стали сужаться. Еще немного, и меня расплющит. Тягостные чувства, запах приторных пионов в квартире, чужой закадровый смех. В какой-то момент, одурев от одиночества, я вскочила с кровати и из своей комнаты проскользнула в коридор. Схватив ключи, вышла на лестничную клетку. Во двор спустилась в тех же пижамных шортах. Меня тут же окружили ребята, игравшие в прятки. Требовательно потянули за подол домашней майки. Как-то раз, от нечего делать, мы с Иркой помогали малышне строить снеговика, – видимо, с того дня они приняли меня за свою. Сначала я долго отнекивалась, но потом согласилась с ними поиграть.

– Хорошо. Кто галит?

– Она! – один из мальчишек указал на забавную рыженькую девчонку. Я ведь даже их имен не запомнила. Зато они радостно выкрикивали мое.

– Считай до ста! – приказала я.

– Так долго? – удивилась девочка.

– Конечно! Столько желающих играть. Нужно, чтобы все успели спрятаться.

– Один, два, три, четыре… – закрыв ладонями глаза, начала девчонка.

Все бросились врассыпную, и я быстрым шагом направилась в сторону деревянного замка. Он не пользуется спросом у малышни, поэтому это отличное укрытие. Взбежав на второй этаж, я выдохнула:

– Так и думала! Признавайся, тебя выселили из настоящего дома?

Никита, прислонившись спиной к стене и откинув голову, лишь поморщился. Не стал вынимать из ушей наушники. Тогда я прошла вперед, но на сей раз Яровой и не думал убирать вытянутые ноги, давая понять, что сегодня он не в настроении делить со мной убежище. Но как бы не так! Мне некуда, а главное, не хочется возвращаться. Пришлось садиться рядом с ним. В наушниках Никиты гремела музыка. Я молчала, сложив руки на коленях. Еще несколько недель назад, до того, как в моей жизни начали происходить странные события, ни за что бы не села рядом с Яровым. И из гордости не заговорила бы первой… А тут будто больше не выдержала, сломалась. Никита был задумчивым и хмурился. На меня не смотрел. Лишь спустя пару минут все-таки покосился в мою сторону и, выключив музыку, поинтересовался: